— А ты уверен, что так можно научиться летать?
— Нет. Не уверен. Наоборот, я подозреваю, что это бесполезное занятие.
— А зачем тогда оно нужно? Если ты сам знаешь, что это бесполезно?
— Как тебе сказать. Потому что кроме этого я знаю много других вещей, и одна
из них вот какая: если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч
света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это
делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в
темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница?
Шестипалый промолчал.
— Мы живы до тех пор, пока у нас есть надежда, — сказал Затворник. — А если
ты ее потерял, ни в коем случае не позволяй себе догадаться об этом. И тогда
что-то может измениться. Но всерьез надеяться на это ни в коем случае не
надо.
Шестипалый почувствовал некоторое раздражение.
— Все это замечательно, — сказал он, — но что это значит реально?
— Реально для тебя это значит, что ты каждый день будешь заниматься с этими
гайками, пока не будешь делать так же, как я. А для меня это значит, что я буду
следить за тобой так, будто для меня твои успехи и правда важны.
— Слушай, Затворник, ты все знаешь — что такое любовь?
— Интересно, где ты услыхал это слово? — спросил Затворник.
— Да когда меня выгоняли из социума, кто-то спросил, люблю ли я что положено.
Я сказал, что не знаю. И потом, Одноглазка сказала, что очень тебя любит, а ты —
что любишь ее.
— Понятно. Знаешь, я тебе вряд ли объясню. Это можно только на примере. Вот
представь себе, что ты упал в бочку с водой и тонешь. Представил?
— Угу.
— А теперь представь, что ты на секунду высунул голову, увидел свет, глотнул
воздуха и что-то коснулось твоих рук. И ты за это схватился и держишься. Так
вот, если считать, что всю жизнь тонешь (а так это и есть), то любовь — это то,
что помогает тебе удерживать голову над водой.
— Это ты про любовь к тому, что положено любить?
— Не важно. Хотя, в общем, то, что положено, можно любить и под водой. Что
угодно. Какая разница, за что хвататься, — лишь бы это выдержало. Хуже всего,
если это кто-то другой, — он, видишь ли, всегда может отдернуть руку. А если
сказать коротко, любовь — это то, из-за чего каждый находится там, где он
находится. Исключая, пожалуй, мертвых… Хотя…
— По-моему, я никогда ничего не любил, — перебил Шестипалый.
— Нет, с тобой это тоже случалось. Помнишь, как ты проревел полдня, думая о
том, кто помахал тебе в ответ, когда нас сбрасывали со стены? Вот это и была
любовь. Ты ведь не знаешь, почему он это сделал. Может, он считал, что
издевается над тобой куда тоньше других. Мне лично кажется, что так оно и было.
Так что ты вел себя очень глупо, но совершенно правильно. Любовь придает смысл
тому, что мы делаем, хотя на самом деле его нет.
— Так что, любовь нас обманывает? Это что-то вроде сна?
— Нет. Любовь — это что-то вроде любви, а сон — это сон. Все, что ты делаешь,
ты делаешь только из-за любви. Иначе ты просто сидел бы на земле и выл от ужаса.
Или отвращения.
— Но ведь многие делают то, что делают, совсем не из-за любви.
— Брось. Они ничего не делают.
— А ты что-нибудь любишь, Затворник?
— Люблю.
— А что?
— Не знаю. Что-то такое, что иногда приходит ко мне. Иногда это какая-нибудь
мысль, иногда гайки, иногда ветер. Главное, что я всегда узнаю это, как бы оно
ни наряжалось, и встречаю его тем лучшим, что во мне есть.
— Чем?
— Тем, что становлюсь спокоен.
— А все остальное время ты беспокоишься?
— Нет. Я всегда спокоен. Просто это лучшее, что во мне есть, и когда то, что
я люблю, приходит ко мне, я встречаю его своим спокойствием.
©
