Feedly Tutorial: manually add url of feed

You can manually add url of feed to the address bar like this: http://www.feedly.com/home#subscription/feed/Your_feed_url_here.

©

Опасайся, кто может

Журнал Esquire

Биолог Джаред Даймонд объясняет, что такое конструктивная паранойя и почему следует проявлять особенную осторожность в ванной комнате.
Перевод Андрея Бабицкого. 

Однажды утром я еле вышел невредимым из очень опасной ситуации. Виной тому был не грабитель, вломившийся в мой дом, и не пума, встретившаяся мне в рассветный час на орнитологической прогулке. Я чуть не помер, принимая душ.

Видите ли, падения в ванной — распространенная причина смертности пожилых людей вроде меня (мне 75). Среди близких друзей моей семьи, которым уже за семьдесят, один стал инвалидом, упав на тротуаре, другой сломал плечо, а третий — ногу. Еще один свалился с лестницы, а один неизвестно выживет ли после недавнего падения.

«Да ну, — скажете вы. — Какие у меня шансы поскользнуться в душе? Один из тысячи?» Возможно, и так. Но, по-моему, это уже слишком большой риск.

Ожидаемая продолжительность жизни здорового американца моего возраста — около 90 лет. (При рождении она меньше, примерно 78.) Если мне суждено выбрать статистическую квоту в 15 лет оставшейся жизни, я успею принять душ 5478 раз (365 на 15 плюс три високосных года). В таком случае я не могу себе позволить быть настолько беспечным, чтобы падать в ванной один раз из тысячи: за оставшиеся годы я успел бы стать инвалидом пять раз. Мне следует снизить риск падения в душе до значения куда меньшего, чем 1 из 5478.

Этот нехитрый расчет иллюстрирует самый важный урок, который я выучил за 50 лет полевых исследований на Новой Гвинее: необходимо следить за опасностями, которые несут малый риск, но постоянно встречаются на пути.

Впервые я узнал, как жители острова относятся к риску, в лесной экспедиции много лет назад. Тогда я предложил поставить палатку под высоким красивым деревом. К моему удивлению, местные наотрез отказались это делать. Они объяснили, что дерево мертвое и может на нас упасть. Я вынужден был согласиться, что дерево и впрямь мертвое, но возразил, что оно еще достаточно крепкое, чтобы простоять долгие годы. Спутников мне переубедить не удалось: они предпочли спать на открытом месте совсем без палатки.

В тот момент я подумал, что страхи их сильно преувеличены — практически заподозрил их в паранойе. Но в следующие годы каждую ночь, когда я ставил палатку, я слышал треск падающих деревьев. Я прикинул свои шансы быть раздавленным бревном и понял, что пытались донести до меня местные жители.
Представьте, что вы живете в лесу на Новой Гвинее. Если вы возьмете дурную привычку спать под сухими деревьями, каждое из которых может упасть в данную ночь с вероятностью 0,001, то через три года вы с большой вероятностью станете трупом. Моя жена, например, чуть не погибла под деревом в прошлом году. Теперь я думаю, что исключительная бдительность жителей Новой Гвинеи к повторяющимся, хоть и небольшим рискам — это «конструктивная паранойя», в том смысле, что она полностью оправданна. Я принял это отношение к жизни, и теперь оно выводит из себя моих друзей. Но те из них, кто разделяют его — пилот легкомоторных самолетов, инструктор по рафтингу и лондонский бобби, патрулирующий улицы без оружия, — пришли к нему так же, как и я, став свидетелями гибели слишком беспечных людей.

Жители Новой Гвинеи должны ясно представлять себе грозящие им опасности, потому что у них нет ни докторов, ни полицейских, ни спасателей, которые могли бы прийти на помощь. Но люди из первого мира не умеют думать о риске. Мы слишком одержимы неважными вещами и не понимаем, когда на самом деле стоит быть осторожными.

Многочисленные исследователи сравнивали опасности, которые пугают западного человека, с реальными угрозами, измеренными числом случившихся и предотвращенных несчастий. Оказывается, мы преувеличиваем риск событий, находящихся вне нашего контроля. Особенно тех, в которых зрелищно погибает много людей — сумасшедшие стрелки, террористы, авиакатастрофы или радиация. В то же время мы недооцениваем риск событий, которые сами способны контролировать, и тех, что уносят жизни по одной.

Прочитав статьи и познакомившись с островитянами, я стал настолько же параноидально относиться к кафелю в ванной, стремянкам, лестничным пролетам и мокрым тротуарам, как мои друзья на Новой Гвинее относятся к мертвым деревьям.

Постоянная бдительность не парализует и никак не ограничивает мою жизнь. Я каждый день принимаю душ, каждый год возвращаюсь на Новою Гвинею и вообще не отказываю себе в опасностях. Но в то же время стараюсь все время думать, как островитянин, и не допускать риска несчастных случаев на уровне одного раза из тысячи.

©

Познер - В.Машков: В фильме Край - только один компьютерный кадр

Первый канал 

В.ПОЗНЕР: Вот   фильм "Край", который только недавно дебютировал и о котором мы с вами говорили, фильм, которым вы сильно были увлечены. Вы говорили неоднократно, что для вас это, может быть, самое сильное увлечение,  - участие в этом фильме об очень русском человеке и вообще об очень русских людях, хотя и не только. И он очень русский, как мне показалось, до определенного момента, когда он потом становится не очень русским. Я не хочу, чтобы зритель знал, чем он кончается, но окончание у него оказалось гораздо более голливудским, скажем. Вы понимаете, почему. Потому что я думал, что кончится совсем по-другому. Значит, как вы понимаете, что такое русский? Вообще, русский человек – это как? По сравнению, скажем, с американским человеком?

В.МАШКОВ: Страсть. Для меня лучшее проявление русского человека – страсть.  Она может проявиться иногда в чудовищных формах, о  которых еще Александр Сергеевич сказал, что русский бунт бессмысленный и беспощадный. И мне нравится это ощущение. У меня был один, самый, наверное, в моей жизни, один из... То есть по отношению к людям страстный персонаж – это Рогожин. Вот кто русский человек!

В.ПОЗНЕР: Русский. Конечно, русский. Настасья Филипповна – тоже русская, очень.

В.МАШКОВ: Страсть. Хотя он приехал к нам из другого места. А если говорить о финале "Края", скорее, в этой сказке, в этой мифологической сказке, в которой невероятное количество загадок. Я сам ее смотрел после монтажа достаточное количество раз, и мне открываются какие-то неведомые мне вещи. И вот этот момент, когда рождается в человеке великодушие, он тоже, мне кажется, очень русский. Величие души может быть в великой стране. Оно необходимо. Необходимо для нас... Мы – пограничники, мы на границе Востока и Запада.

В.ПОЗНЕР: Вас называют в этом фильме – не вас лично, а вашего героя – его называют победителем, поскольку он пришел с войны с фашистской Германией, да, победителем. И вы сами говорили несколько раз о России "Мы – победители". Как я вас должен понимать? Что значит "победители"? Ну, в войне – понятно. Но вообще?

В.МАШКОВ: Я говорил об одном. Вот, для меня как для биолога… Я все время говорю периодически "ген", какие-то такие, очень физические, понятные вещи. Относительно. Такая трагедия, которая выпала, борьба с очевидным злом – я говорю о борьбе с фашизмом…  Воевал каждый человек. Даже те, кто не участвовал в действиях, они воевали. И получив желанную победу, я думаю, и то количество людей, родившихся после этой победы, имеют генетически модифицированный…

В.ПОЗНЕР: То есть они имеют ген победы?

В.МАШКОВ: Да.  Я уверен в этом. И это нам мешает поменять многие отношения ко всему.

В.ПОЗНЕР: Интересная мысль.

В.МАШКОВ: Знаете, почему? Я попытаюсь еще раз объяснить. Дело в том, что состояние победителя – оно очень консервативно. Ты выбрал этот путь победы и должен ему следовать. Проигравший же может поменять тактику. Победитель не может ее менять. Поэтому единственное для меня решение, которое и было для меня на данном моменте ответа на вопрос "Что же делать победителю?" - найти в себе великодушие.

©

John Lennon - Happy Christmas (War Is Over)

So this is Christmas
And what have you done
Another year over
And a new one just begun
And so this is Christmas
I hope you have fun
The near and the dear ones
The old and the young
A very merry Christmas
And a happy New Year
Let's hope it's a good one
Without any fear
And so this is Christmas
For weak and for strong
For rich and the poor ones
The world is so wrong
And so happy Christmas
For black and for white
For yellow and red ones
Let's stop all the fight
A very merry Christmas
And a happy New Year
Let's hope it's a good one
Without any fear
And so this is Christmas
And what have we done
Another year over
And a new one just begun
And so this is Christmas
I hope you have fun
The near and the dear one
The old and the young
A very merry Christmas
And a happy New Year
Let's hope it's a good one Without any fear
War is over over
If you want it
War is over
Now...
©

6 a minute in China told they have cancer

Shanghai Daily
By Cai Wenjun  |  
2013-6-13

SIX people are diagnosed with cancer every minute in China and young people and the elderly are most at risk, according to medical experts cited in a report in the bi-monthly China

There are about 3.12 million new cases of cancer every year in China, and 2 million deaths, the report said.

The age distribution of cancer patients and the rapid rise of lung, breast and colorectal cancers were of concern to doctors but 60 percent of cases could be avoided by following a healthy lifestyle, experts said.

Cancers closely related to people's lifestyles were rising quickly in China.

Xu Congjian, president of the Obstetrics and Gynecology Hospital of Fudan University, said women suffering from cancer were younger than before. Among all gynecological cancer patients, 21 percent were young women who hadn't yet had children.

Cervical cancer was beginning to affect women in their 30s and 40s, 10 years earlier than before, because of their earlier sex life, multiple partners and smoking, he said.

The most prevalent cancers in China are those of lung, stomach, rectum, liver and esophagus while lung cancer had the highest mortality, the report said.

Mortality due to lung cancer had risen by 465 percent in the past 30 years and had become the top cause of death from cancer in China, it said.

Chen Wanqing, vice director of the National Cancer Prevention and Control Research Office, said 85 to 90 percent of lung cancers were related to smoking, while 20 percent of deaths due to cancer in China were related to diet, nutrition and lack of exercise.

Environmental pollution will also cause more deaths due to cancer, the report said, but so far no wide ranging studies have been carried out.

Experts said that obesity and overweight could double the number of deaths from cancer while deaths from cancer due to the abuse of alcohol could also rise over the next 15 years.

Chen said China's different age distribution of cancer patients was due to family planning policy and the rising number of the elderly people.

"Under the aging society, China has more young cancer patients and more elderly cancer patients at the same time," he said. "In 2020, there will be 4 million new cases of cancer in China every year."
©

Правила жизни Майкла Джея Фокса

Журнал Esquire

Актер, 52 года, Нью-Йорк
Записал Скотт Рааб (Scott Raab)
Corbis Outline / Fotosa


Боль уйдет, а кино останется. Больше мне и сказать-то нечего.

Здесь и сейчас я чувствую себя прекрасно. Просто у меня в голове есть эта штука — вот и все.

Всем кажется, что я очень добрый человек, но когда доктор сказал, что у меня болезнь Паркинсона, я едва не убил его.

Я не спрашиваю себя: «Почему я?» — «Почему бы не я?» — вот как надо ставить вопрос.

Если ты позволишь болезни влиять хоть на что-то в твоей жизни, очень скоро она завладеет всем. Но я не притворяюсь, что здоров. Просто не даю болезни становиться больше, чем она есть.

Кое-что болезнь все же мне дала: чувство смертности. Когда ты болеешь, это всегда потеря чего-то живого в тебе, и в тот момент, когда ты признаешь эту маленькую потерю, ты делаешь шаг к тому, чтобы признать, что за маленькой потерей когда-нибудь последует большая. А тот, кто научился жить с этим, способен жить с чем угодно.

Счастье прямо пропорционально твоей способности принять все таким, какое оно есть, и обратно пропорционально нетерпению и ожиданиям.

Раньше люди спрашивали меня: «Вас беспокоит, что девушки хотят переспать с вами только потому, что вы знаменитость?» И я, типа: «Ох, вот так вопрос. Дайте-ка подумать... Нет».

Больше всего я жалею о том, что из моей жизни исчезла спонтанность. Это же так круто: в жопу всё, поехали в Вегас. Но я так больше не могу.

Помню, мчался я однажды на «феррари» по бульвару Вентуры на скорости 90 миль в час, а копы кричали: «Черт, Майк, ты сейчас угрохаешь кого-нибудь!» А потом, когда они оставили меня в покое, я сидел и думал: «Ну вот, в этот раз я действительно влип. Чертово безумие». Но именно в такие моменты ты понимаешь, что это очень важно — уметь уберечь себя от того, что тебе хочется сделать больше всего на свете.

У меня есть коллекционный «мустанг» 1967 года — тот, который на 35-летие мне подарила жена. И знаете, это очень печально — машина, которая на шесть лет младше меня, уже считается антиквариатом.

Я абсолютно не жалею о том, что бросил пить. Когда ты пьешь, ты теряешь самую главную вещь — ясность.

Когда врачи выписывали мне очередной препарат, они предупредили меня, что у него есть побочный эффект: слишком яркие безумные сны. Но, сказать по правде, я не заметил разницы.

Я всегда хотел сделать фильм о Петомане (Ле Петоман, 1857-1945 — знаменитый французский артист, прославившийся умением создавать музыку, управляя испусканием кишечных газов. — Esquire). Он мог вытянуть «1812 год» (увертюра Чайковского. — Esquire) буквально из собственной задницы.

Я очень странно устроен. Что бы я ни делал, параллельно я буду делать что-то еще.

Я начал заниматься гольфом после сорока, и мне очень не нравится, когда кто-то называет это излишним оптимизмом.

«Моя татуировка — это тот факт, что у меня нет татуировки», — сказал я своему сыну. На самом деле один раз я чуть не сделал себе татуировку — в тот день, когда умер мой отец. Перед тем как уйти в армию, он был жокеем на скачках, и у него была вытатуирована голова лошади, вписанная в подкову и оплетенная розами. Помню, когда он умер, я вышел из дома с твердым намерением сделать татуировку — и, слава богу, не сделал. Потому что был в жопу пьян.

Я не боюсь смотреться в зеркало.

Если рядом с тобой нет человека, который указывает тебе на все твое дерьмо, считай, что тебе уже ничто не поможет.

Мой рост никогда не доставлял мне проблем. Если бы я был толстым — другое дело. Все, что нужно толстому, — это дисциплина и меньше жрать. А когда ты мелкий, тебе просто приходится жить с этим. Или ходить на платформах.

Я очень ценю иронию. Все воспринимают меня как мальчика, хотя по медицинским показателям я глубокий старик.

Мне непросто знакомиться с новыми людьми. Никак не могу отделаться от мысли, что они уже видели меня в кино.

Моя слава не принадлежит мне. Она принадлежит вам. Я знаменит лишь до тех пор, пока вы помните, кто я такой.

Сколько бы у тебя ни было денег, ты можешь потерять их все.

Моего сына ждет счастливое будущее. По крайней мере, не тот вариант, когда вся школа говорит о том, сколько миллионов его отец заработал на последнем фильме.

Череда несчастливых событий будет преследовать тебя до тех пор, пока ты будешь считать эти события таковыми.

Мне совершенно нечего продать.

Единственное, что может быть хуже возможности, которую ты не заслужил, это возможность, которую ты просрал.

Пожалуй, я согласился бы пожить в Провансе месяц или сколько там потребуется для того, чтобы разучить фразу: «На меня напал дикий кабан. Помогите мне отыскать мою селезенку. Она где-то там, под ивами».

Комедия — как лягушка. Ты можешь подвергнуть ее вивисекции, чтобы понять, как у нее все устроено внутри, но ты не можешь сделать этого, не убив ее.

Если два плюс два всегда будет равняться четырем, какой в этом смысл?

Любопытство, может быть, и убило кошку, но пару раз выручало мою задницу.

Я думаю, что бог есть, но это точно не я.

Выследив добычу, волк не укладывается спать.
©

Правила жизни Леонида Федорова

Журнал Esquire
Записала Екатерина Колокольцева
Фотограф Максим Балабин


Вроде и надо о чем-то пожалеть, но как-то не жалеется. Гадости, понятно, делают все, но я никогда не делал их намеренно.

Мне нравится заниматься музыкой. Но делать из этого труд, рутину, профессию, мне кажется, довольно глупо.

Публика в моем понимании не участвует в творческом процессе. Отношения на сцене, музицирование — для меня в этом есть соль. А вот это: «Привет, друзья, привет, Москва» — я этого не понимаю.

Мне жалко тратить время на изучение языков.

В конце 1980-х — начале 1990-х здесь самая жуть была — эта талонная система, запрещали играть... При этом мы как-то легко ко всему относились, с удовольствием занимались своим делом, не имея на это права. Но у меня нет никакой ностальгии абсолютно. Все было настолько мерзко вокруг, настолько лживо.

Мне главное, чтобы концерт состоялся внутри. Если этого не происходит, то какой бы он ни был хороший, для меня он плохой. И наоборот, он может быть неудачный внешне, но если внутри все совпало, то нормально.

Введенский — он органично мой. Я когда делал пластинки на его стихи, понял, что легко могу спеть весь двухтомник.

Последнее время вообще ничего не читаю, кроме биографий или книг об искусстве, о религии, дневников людей, которые мне интересны. Романы, большинство стихов — не могу себя заставить просто. Мне кажется, все это бессмысленно, дико.

Какие-то мелкие задачи ставит у нас искусство.

В России так и не появилась музыкальная индустрия, на что все рассчитывали, раз уж у нас капитализм. Гаркуша мне недавно сказал, что в Питере пятьсот рок-групп. Во времена рок-клуба мы были, по-моему, пятьдесят четвертыми. Ну, может, было сто групп на весь город. А сейчас — пятьсот! Где это все? Где-то же они играют. Вот это мне непонятно.

Интернет — это инструмент, который ты можешь использовать как угодно. Самое трагическое событие, какое могло произойти в стране, произошло — это Беслан. По моральным понятиям он сравним с войной. И об этом говорили, ну, год. А потом ничего. Что толку в этом вашем потоке информации? Это все болтовня. Просто сейчас она стала более обширной — не вдесятером мы разговариваем на кухне, а нас 500 человек. Обсуждаем какую-то херню: Медведев, Путин. Фигня полная! Никакого отношения к реальной жизни это не имеет. Вот Беслан имеет — к нашей сегодняшней жизни.

Ну пришли на твой концерт 10 тысяч человек. И ты их поразил. А дальше-то что?

Глобальная задача не требует больших физических сил — она требует другого внимания. От мелочи ты можешь отмахнуться, а глобальная задача будет тебя держать.

Когда берешь любую поэму Хлебникова и начинаешь в нее въезжать, понимаешь, что он решал глобальные задачи. Понятные или непонятные, интересные тебе или нет, они изначально такие громадные, что у нас даже поставить рядом некого.

Помню, на одном из концертов Курехина, в «Октябрьском», над сценой на цепях качалась лодка, в которой сидела Алла Пугачева и вязала. И ни звука не издавала.

Курехин говорил, что музыка — вещь сиюминутная. Абсолютно с ним согласен. Это сродни тому, о чем писал Джойс. Он был уверен, что все величие, весь кайф писателя надо искать в записных книжках — именно в них вдохновение, которое его только что посетило. Все, что удачнее или неудачнее, выплескивается затем в готовое произведение, уже не то.

Был момент, когда меня учили нотам, но я честно все забыл и не хочу даже влезать в это.

Прямая речь ушла, не только из литературы, а из жизни вообще. Я бы посмотрел в глаза тому поэту, который сейчас напишет «Я вас любил, любовь еще быть может...». Мы разучились говорить: «Я вас люблю».

Западная история про оскудение, вымораживание религии — не религии даже, а именно бога — все это мне совершенно не нравится. Ведь ничего взамен-то нет — только безрадостная и тупая унылость. И я не понимаю, чем она, собственно, хороша.

Мы живем в абсурде. Мы просто этого не понимаем, но это так.
©

Как нам обустроить Россию

Александр Солженицын

Источник силы или бессилия общества -- духовный уровень жизни, а уже потом -- уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже всеобщее изобилие -- не могут быть венцом человечества. Чистота общественных отношений -- основней, чем уровень изобилия. Если в нации иссякли духовные силы -- никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всех возможных свобод -- на первое место все равно выйдет свобода бессовестности: ее-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами. ЧИСТАЯ атмосфера общества, увы, не может быть создана юридическими законами.
©