«Эксперт» №48 (685)/14 декабря 2009
Сергей Гуриев, ректор Российской экономической школы, доктор экономических наук
Дмитрий Ливанов, ректор Национального исследовательского технологического университета МИСиС, доктор физико-математических наук
Константин Северинов, профессор Университета Ратгерс (США), заведующий лабораториями Института молекулярной генетики РАН и Ин-ститута биологии гена РАН, доктор биологических наук
Российская фундаментальная наука все больше отстает от конкурентов. Представители Минобрнауки и руководство РАН уже не первый год спорят о путях выхода из кризиса. Мы попытались собрать наиболее распространенные мифы о российской науке, которые часто используются в этих дискуссиях
Рисунок: Константин Батынков
Борьба за научное и технологическое лидерство — тяжелая работа. Советский Союз и Россия справились с ней не слишком хорошо. Почему — один из самых будоражащих вопросов для современных экспертов и аналитиков НТП. Часто вспоминают в связи с этим главную экспертную систему страны — Академию наук СССР и ее преемницу РАН. Мы далеки от того, чтобы давать ей однозначные оценки, все-таки большей концентрации человеческого интеллекта на одной шестой суши, может быть, и не было. Тем не менее в течение двадцати постсоветских лет этот великолепный институт развития научно-технического прогресса деградировал, но лучшие его представители молчали. Сегодня крыть нечем. Опубликованные в нашем журнале материалы, в том числе последнее интервью с выдающимся представителем нашей научно-технической диаспоры Максимом Франк-Каменецким, вызвало бурю эмоций у эмигрантов, предпринимателей, политиков, но только не у представителей РАН — они, как всегда, предпочли оказаться над схваткой.
Уважаемые академики! Если вы и дальше будете хранить свою политическую девственность и делать вид, что все эти политические и экономические игры вас не касаются, вы проиграете. Вспомните, что в свое время пришлось пережить Бруно, Галилею, Вавилову и Капице. По крайней мере, при достойной позе вы останетесь в истории науки.
В последние месяцы оживилось обсуждение судьбы фундаментальной науки в России. Фундаментальная наука в течение десятилетий была законным предметом национальной гордости. Но в последнее время по количеству научных статей и индексам цитирования Россия опустилась в глубину второго десятка научных держав, пропустив вперед Индию, Корею, Нидерланды, Австралию. Ядро российской фундаментальной науки, потребляющее около двух третей государственных средств на фундаментальные исследования, — Российская академия наук. Поэтому претендующее на полноту обсуждение настоящего и будущего российской системы фундаментальных исследований невозможно без анализа деятельности РАН. Зачастую такое обсуждение основано не на фактах, а на стереотипах. Эти стереотипы, в свою очередь, либо базируются на данных, имеющих отношение к реалиям позапрошлых лет, либо попросту неверны.
Многие мифы о российской науке основаны на незнании ее истории.
Миф 1. РАН была создана Петром Первым
С формальной точки зрения историю РАН можно действительно проследить до Петербургской академии наук, созданной Петром Первым в 1724 году. Но по сути Петербургская академия была не «министерством науки», а «клубом ученых». В «министерство науки» академию превратила советская власть. РАН является полноправным преемником Академии наук СССР, а не петровской Петербургской академией наук.
В XVIII веке академия создавалась как цивилизаторское учреждение, объединяющее функции площадки для научных дискуссий, интеллектуальной базы для российского образования и технологического обновления экономики, а также интерфейса общения с «цивилизованным миром», то есть Европой. В этом смысле Петербургская академия была скорее похожа на созданную Линкольном и существующую до сих пор в виде «клуба ученых» Национальную академию наук США, чем на АН СССР. В виде компактного института популяризации научных знаний и научной экспертизы академия просуществовала до создания СССР. В начале XX века развитие научно-образовательной сферы России шло полностью в соответствии с мировыми тенденциями — центрами научной мысли стали активно развивающиеся университеты. В штате академии тогда числилось около 200 человек, из них около 47 академиков. В высших учебных заведениях в те годы работало примерно 11 тыс. ученых и преподавателей.
В 1925 году академия была переименована в АН СССР. В 1934−м она была переведена в Москву, в 1935−м был принят новый устав АН СССР, фиксирующий новый статус академии: она фактически превращалась в ведомство, осуществляющее административное руководство подведомственными организациями и распределяющее между ними бюджетные средства. Члены академии при этом получили беспрецедентное материальное обеспечение и профессиональные привилегии.
В начале 1940−х АН СССР насчитывала уже более 120 академиков, около 200 членов-корреспондентов, а также примерно 200 учреждений, в которых работало около 12 тыс. сотрудников. Бурный количественный рост привел к формированию специфической системы управления научными исследованиями: функция генерации знаний и научной экспертизы переместилась в академические институты, а за Президиумом АН СССР осталась функция «дележа» бюджетных средств, выделяемых на науку, и планирования тематики исследований. Таким образом, Президиум АН СССР стал фактически министерством науки с разветвленным бюрократическим аппаратом и собственной номенклатурой.
К 1991 году в состав АН СССР входило около 250 организаций, в которых работало примерно 140 тыс. человек, в ней было около 320 академиков и 580 членов-корреспондентов.
Сокращение государственного финансирования и профильной деятельности в постсоветский период сопровождалось разбуханием системы управления РАН: количество организаций увеличилось примерно на 50%, а количество академиков (522 по состоянию на 2008 год) и членов-корреспондентов (842) — почти вдвое.
Миф 2. Российская наука всегда полагалась на внутренние ресурсы
В последнее время обострилась дискуссия о роли российской научной диаспоры в развитии российской науки. Возникли аргументы и о том, что к мнению «приезжантов» и «возвращенцев» прислушиваться не стоит, так как они движимы корыстными интересами. Однако история успехов российской науки, в частности Петербургской академии, всегда была связана с международной мобильностью.
Первые 11 академиков Петербургской академии были наняты в Европе, а всего в XVIII веке из 111 академиков иностранцами были 78 человек. Удивительно, насколько молоды были первые российские академики: математикам Л. Эйлеру и Д. Бернулли в момент приезда в Россию было 20 лет, историку Ф. Миллеру — 22, механику Н. Бернулли — 25 (средний возраст академика РАН в 2008 году — 74 года). В советское время в развитии российской физики сыграли роль вернувшиеся из-за границы Петр Капица и Лев Ландау, ученик Энрико Ферми Бруно Понтекорво, а также вывезенные в СССР после войны сотни немецких физиков. Сегодня гордостью российской математики являются как несколько обладателей медалей Филдса, живущие за рубежом, так и «возвращенец» Григорий Перельман.
Миф 3. РАН результативнее иностранных конкурентов
Бюджет Российской академии наук в последние годы составлял 1,5–2 млрд долларов в год. Для организации с 50 тыс. исследователей это действительно очень мало. В США на такую сумму живут исследовательские университеты с 2 тыс. профессоров. Например, бюджет Гарвардского университета за исключением музеев и медицинских подразделений составляет 2,5 млрд долларов на 2 тыс. профессоров. Поэтому, несмотря на увеличение за последние пять лет финансовой поддержки РАН в несколько раз, ситуация с финансированием действительно остается неприемлемой. Но, увы, даже в расчете на рубль затрат РАН производит меньше научных статей, чем иностранные конкуренты.
К сожалению, резкое увеличение финансирования РАН в последние годы не привело ни к росту научной результативности, ни к обновлению кадров (см. график). Возможно, все дело в том, что научные организации консервативны и инерционны. Есть и другая гипотеза: увеличение финансирования как напрямую, так и через различные федеральные программы проводилось по непрозрачным схемам, в которых научная значимость проектов не играла определяющей роли. В целом о результатах увеличения финансирования судить, по-видимому, еще рано. В частных разговорах руководители РАН говорят о всплеске притока в академию молодых кадров в 2008–2009 годах. К сожалению, такие данные пока недоступны, а данные вплоть до 2007 года не дают оснований для оптимизма.
Сравним РАН с ее ближайшими аналогами в других странах: Академией наук Китая, Обществом Макса Планка (Германия) и Национальным центром научных исследований (CNRS, Франция) (см. таблицу 1). Очевидно, что РАН обладает в несколько раз меньшей результативностью в расчете на одного исследователя, чем любая из упомянутых организаций. Показательно двухкратное отставание по количеству публикаций на одного исследователя от Академии наук Китая— организации, созданной по подобию РАН и подвергшейся в последнее десятилетие глубокой модернизации.
Впрочем, имеет смысл сравнивать не только производительность на одного сотрудника, но и результативность на доллар затрат. Есть два основных показателя результативности научной деятельности на единицу затрат: количество ссылок на опубликованные работы (показывает внимание к результатам публикаций коллег-ученых, то есть качественный уровень публикаций и их включенность в контекст мировой науки) и количество публикаций. В Обществе Макса Планка, например, на 1 млн долларов внутренних затрат на исследования и разработки приходится 925,8 ссылки на произведенные статьи, а в РАН — 194,4 (эффективность РАН ниже в 4,7 раза). Если говорить о «стоимости» одной публикации, то, по данным 2007 года, в РАН она пока еще примерно в два раза меньше, чем в Обществе Макса Планка. Впрочем, нет сомнений, что увеличение финансирования РАН в 2008−м и 2009 годах сблизит эти организации и по показателю стоимости публикации.
При этом бесспорно, что в странах, сопоставимых с Россией по масштабам научного сектора, организаций, подобных РАН, строго говоря, не существует. Причина проста: в условиях открытого общества и рыночной экономики система организации науки такого масштаба устойчива и продуктивна, только если управление ею децентрализовано, а каналы финансирования диверсифицированы. Мы придерживаемся той точки зрения, что публикационная активность, а именно статьи в высокоцитируемых международных рецензируемых научных журналах, являются лучшим мерилом качества фундаментальных научных исследований. В заочной полемике с одним из авторов этой статьи президент РАН Юрий Осипов назвал такой подход глупым и непатриотичным. Тем не менее другой президент, Дмитрий Медведев, недавно сказал, что он на 200% согласен с необходимостью использования показателя цитируемости в качестве основного критерия научных заслуг.
Миф 4. Без академий наук не бывает наук
Один из самых широко распространенных мифов заключается в том, что Академия наук — самая эффективная форма организации науки. Академии наук действительно существуют во многих странах. Но в большинстве ведущих научных держав Академия наук — это «клуб ученых», скорее напоминающий созданную Петром Петербургскую академию.
В безусловно лидирующих в мировой науке США основные исследования проводятся в университетах, а Национальная академия наук (как и другие национальные академии в США) — это «клуб ученых», занимающийся выдачей премий, обсуждающий ключевые вопросы технологического и социально-экономического развития. Так же обстоят дела и в Великобритании. Общество Макса Планка в Германии и CNRS во Франции — гораздо меньшие по масштабу организации, чем РАН. А Китайская академия наук была создана по образу и подобию АН СССР; впрочем, в Китае происходит и реструктуризация академии, и опережающее развитие десятков исследовательских университетов.
Миф 5. РАН и российская фундаментальная наука — одно и то же
Часто приходится слышать, что РАН, будучи неконкурентоспособной на мировом уровне в силу недофинансирования, остается вне конкуренции по результативности внутри страны. Оказывается, впрочем, что в последние годы российские вузы резко сократили отставание от РАН по абсолютным показателям. А с точки зрения количества научных публикаций на рубль затрат, динамики развития кадрового потенциала российские вузы сегодня существенно опережают РАН.
Сравним основные характеристики деятельности РАН и сектора высшего образования России (см. таблицу 2). Мы видим, что продуктивность в вузовском секторе на 62% выше, чем в РАН: 5,73 против 3,52 публикации на 10 млн внутренних затрат на исследования и разработки (ВЗИР). Кроме того, при сопоставлении публикационных показателей институтов РАН и вузов важно иметь в виду следующее. Публикации в открытой печати, как правило, возникают в результате проведения фундаментальных исследований, финансируемых государством. Статистика показывает, что вузы в значительно большей степени используют негосударственные источники финансирования исследований и разработок (в основном контракты на НИОКР за счет компаний): в вузовском секторе затраты государства составляют около 59%, в РАН — 86%. Поэтому интересно также сопоставить данные по публикациям, отнесенным к затратам государства. В этом случае оказывается, что разрыв в эффективности значительно выше: вузы показывают результативность на 135% более высокую, чем РАН (9,65 против 4,11 публикации на 10 млн рублей государственных средств во ВЗИР).
Безусловно, показатели количества публикаций и индексы цитируемости не являются абсолютно точными и единственно возможными измерителями результативности научной деятельности. Возможны ли какие-то другие подходы к оценке эффективности российских научных институтов? Во многих странах используют механизм peer review — внешней оценки коллегами-учеными.
Миф 6. Независимая оценка российской науки невозможна
Преимущества независимой оценки научных институтов коллегами-учеными из других институтов или стран очевидны. С одной стороны, ученые хорошо понимают, на публикации в каких именно журналах надо смотреть в данной области знания, сколько времени занимает публикация хорошей статьи, какие показатели цитируемости являются приемлемыми. С другой стороны, есть и два контраргумента: во-первых, независимая оценка стоит дорого, во-вторых, иностранным ученым нельзя доверять. Интересно, впрочем, что по пути внешней оценки отдельных работ (например, диссертаций) и целых институтов и даже дисциплин идет весь мир — как богатые страны (США, Европа, Израиль), так и бедные (в первую очередь Китай). При этом используются и иностранные ученые, и представители диаспор.
Как прожить без мифов
Альтернативные пути развития событий можно сформулировать следующим образом. Сторонники сохранения статус-кво полагают, что необходимо отложить реструктуризацию исследовательского сектора и увеличить финансирование РАН, тогда российская наука вернет себе международное лидерство. Как мы уже говорили, именно по этому пути пошли российские власти в последние несколько лет. К сожалению, увеличение финансирования не привело к желаемым результатам. Напротив, продолжалось нарастание отставания, деградация научного и кадрового потенциала РАН. Кроме того, чтобы сохранить РАН в сегодняшних размерах и добиться международной конкурентоспособности, необходимо увеличить финансирование еще в несколько раз (а скорее всего — на порядок). К сожалению, в условиях дефицита федерального бюджета на это вряд ли можно рассчитывать.
Поэтому придется пойти по альтернативному пути и создать механизмы, которые позволили бы сосредоточить финансирование на конкурентоспособных исследовательских подразделениях. Даже по оптимистичным оценкам, сегодня в России работают лишь 10–12 тыс. исследователей, соответствующих минимальным требованиям публикационной активности. Именно эти люди могут стать опорой при проведении изменений, и императивом любой успешной реформы российской науки является качественное улучшение условий их работы. Бессмысленно копировать систему науки, существующую в другой стране, да и институциональная инерция не позволит быстро пройти период оздоровления. Поэтому вопрос, как будет выглядеть российская наука в будущем, однозначного ответа не имеет. Но на повестке дня стоит ряд конкретных шагов, которые могут привести к качественному улучшению ситуации. Причем большинство из этих шагов не требует серьезных финансовых вливаний.
Международный аудит институтов и лабораторий. Ситуация в ряде наук, в первую очередь общественных, настолько неблагоприятна, что необходим международный аудит институтов. Институты, которые не ведут научных исследований серьезного уровня, могут быть закрыты или в случае проведения ими прикладных работ акционированы. Остальным
конкурентоспособным исследовательским институтам и подразделениям такой аудит будет выгоден. Их репутация повысится, за право сотрудничать с ними будут конкурировать лучшие вузы, государственные ведомства и инновационный сектор экономики.
Конкурсное финансирование исследований.
Необходимо увеличить финансирование исследовательских проектов по грантовому принципу. Необходимо увеличить и количество, и размер, и длительность грантов РФФИ и РГНФ и создать новые фонды, например Российский фонд медицинских исследований. Наличие нескольких крупных фондов диверсифицирует источники финансирования для научных групп и приведет к конкуренции между фондами за финансирование лучших исследовательских групп. В свою очередь, институты и университеты будут конкурировать за лучшие исследовательские группы, получающие гранты, и создавать для этих групп привлекательные условия.
Отбор проектов для финансирования будет осуществляться по результатам жесткой научной экспертизы. Во главе угла такой экспертизы будет, во-первых, научная значимость предлагаемых исследований и научная продуктивность коллектива в недавнем прошлом, а во-вторых — образовательный компонент, то есть степень привлечения студентов и молодых ученых к научной работе в коллективе. Поскольку качество экспертизы и доверие научного сообщества к ее результатам — непременное условие оздоровления ситуации в российской науке, экспертиза будет максимально прозрачной. Таким образом, будут разработаны механизмы, исключающие конфликты интересов при экспертизе; организована ротация экспертов и доступ заявителей к результатам экспертизы — рецензиям на проект. Формы заявок на гранты будут максимально унифицированы и упрощены.
Повышение пенсий. Необходимо создать профессиональное управление имуществом РАН на переходный период. Это обеспечит серьезный финансовый рычаг, необходимый для осуществления программы преобразований. Еще в 2006 году эксперты Российской экономической школы продемонстрировали, что один лишь переход на рыночные ставки аренды имущества РАН даст возможность создать источник финансирования пенсионной программы для безболезненного выхода на пенсию десяти тысяч научных сотрудников пенсионного возраста, серьезно улучшив кадровую ситуацию в РАН.
Ротация кадров и мобильность.
Необходимо создать современную кадровую систему фундаментальной науки. Во-первых, нужно проводить открытые прозрачные конкурсы на получение должностей исследователей и руководителей научных групп. Во-вторых, следует запретить «академический инцест», наем научными подразделениями своих учеников. Для поддержки мобильности молодых ученых необходимо распределять на конкурсной основе «трэвел-гранты», покрывающие переезд и проживание в другом городе.
В-третьих, необходимо ввести и выполнять принцип ротации кадров на административных позициях.
При осуществлении преобразований важно понимать, что интересы дееспособной части научного сообщества РАН сегодня противоположны интересам академической номенклатуры, объединяющей несколько сотен академиков, членов-корреспондентов и работников многочисленных президиумов. Именно эта номенклатура — по сути, чиновничество — управляет сегодня РАН. Если в XVIII веке можно было хотя бы сказать, что науку движут вперед те самые десять-пятнадцать членов первой академии, то сегодня очевидно, что российская наука развивается силами нескольких сотен научных исследовательских лабораторий и групп, в которых трудятся несколько десятков тысяч активно работающих исследователей, причем часто вопреки сословно-бюрократической системе РАН. Многие академические институты и сегодня являются уникальными центрами концентрации интеллектуального потенциала России. Велик и научный вклад многих членов академии. Тем не менее средняя публикационная активность академиков и членов-корреспондентов не превышает соответствующий показатель для активно работающего доктора наук, а имеющаяся в нынешней РАН система выборов приводит к «отрицательной селекции» при выборе новых членов РАН.
В ближайшие годы нам потребуется серьезная политическая воля, консолидация дееспособной части научного сообщества, большая и кропотливая организационная работа. Необходимо привлечение когорты современных научных администраторов. Не удастся обойтись без поддержки нашей научной диаспоры — людей, показавших свою состоятельность в качестве организаторов и руководителей успешных научных коллективов. Большие усилия требуются для обеспечения общественного понимания и поддержки предстоящих изменений. Путь к выздоровлению российской науки будет сложным, но другого шанса вернуться в семью стран — мировых научных лидеров у нас, скорее всего, уже нет.
© 
